В печати

Э.В. Балаян

МЕЖКОНФЕССИОНАЛЬНЫЕ ОТНОШЕНИЯ

В СЕЛЕ БЕЛОГОРНОЕ ВОЛЬСКОГО РАЙОНА

САРАТОВСКОЙ ОБЛАСТИ ПО РАССКАЗАМ МЕСТНЫХ ЖИТЕЛЕЙ[1]

 

Село Белогорное Вольского района Саратовской области было основано в XVII веке старообрядцами. В наши дни в селе мирно сосуществуют приверженцы официальной религии, которые именуют себя церковные или мирские, и старообрядцы (или кулугуры, как называют мирские старообрядцев), что отмечается местными жителями как своеобразная особенность села.

Истоки старообрядчества в России связаны с религиозным движением русских православных людей, отказавшихся принять в XVII веке реформы патриарха Никона, стремившихся сохранить церковные установления и традиции в тех древних формах, которые, по их мнению, существовали с момента принятия Русью христианства. Как в царской России, так и в советскую эпоху старообрядцы подвергались гонениям со стороны официальной церкви и властей, что приводило к разрушению древлеправославия.

Основателями села Белогорное были староверы-поморцы. Земли заселялись староверами без официального разрешения, что нашло отражение в старом названии села – Самодуровка. Сельские старожилы по сей день именуют так свое село, а жителей называют самодуровцами, самодуровскими. Первоначально все самодуровские староверы принадлежали к федосеевскому согласию, позднее из среды федосеевцев выделились поморцы-брачники. Еще в начале XX века в селе было шесть староверческих моленных.

О состоянии староверия в современном Белогорном во многом можно судить по рассказам местных жителей. Многочисленные записи, сделанные в экспедициях, свидетельствуют о том, что вопрос об отношении к религии вызывает у жителей села живой интерес. Очень часто тема религии, а также взаимоотношений мирских и староверов возникает в их рассказах без специальных вопросов.

Церковные отмечают, что староверы не ходят в церковь, а посещают свои моленные, при этом подразделяются на разные согласия: «У нас, видишь, еще раскалываются. Вот была у нас одна вера. А то, видишь, они, кулугуры, они-то не идут в церковь. Они вообще пренебрегают»; «Мы ж тоже вот мирские, и у нас этот вот поп – Павел Иваныч, он у нас православный, мирской. Это вы сходите к Марье Васильевне, вот она – кулугурка. Бог один, вот, дочка, а сорок вер: то есть верховые, то нижние, то монашки»; «…А у них особо, вот, где сельский совет, это вот у них моленная. Вот. Видишь? А монашки вон туды, во-он туды на Низ ходят, далеко, там к Трошиному роднику… Да. Мы их «бисурмане» называем».

Однако в чем существенные отличия старообрядчества от церковного православия и тем более в чем суть разделения старообрядцев, знают лишь староверы старшего поколения: «Вот это у нас образа, оне называются старообрядческие, поморские – вот наша вера какая. Мы не монашки, мы не какие поповцы и не это… Вот оне, эти вот монашки-ти, оне, как сказать, оне тоже беспоповцы, но у них брак считается за грех. Оне называются безбрачные: оне вот доживают до шестьдесят лет, женщина, если с мужчиной живёт, это было раньше и у них закон такой, доживают до шестьдесят лет, она сносит кануны и говорит: “Вот, Ваня там или Вася, всё, я больше прекращаю с тобой жизню жить, ну как прекращаю, в общем, спать я уже с тобой не буду. Я иду в моленну, монашка, а ты как хочешь.” Вот такая у них ерунда. А мы брачники называемся: у нас законный брак мы считаем за брак. Вот. У нас и венчание, у нас и бракосочетание…».

Те немногие знатоки и хранители древлеправославных традиций, которых еще можно встретить в селе, всегда описывают особенности староверия в сравнении с церковным православием. При этом ощущается негативное отношение к официальной церкви, староверы считают свою веру и обряды единственно правильными и подчеркивают это: «Устав – он наш. И он один». Именно так описываются, например, обряд крещения: «В церкви-ти вот там учут. Ведь оне учут чёго, оне не правы. У них крещенье какое? Еретическо. А у нас – християнско. Мы купали в купели или в реке, или в озере, или где-то в пруду, вон в речке, как Исуса Христа Иоанн Креститель крестил. А он? Миропомазание… То брызжет, то ложки каке-то суёт. Разве это закон? Разве это божье писание? Там этого совсем и нет»; положение креста: «Надо креститься истово. Крест надо складывать как положено, не так… не… не этой… не щепоть. Она щепоть называется у попов-то, оне щепотью и считают это троица. Какая это троица? Троица – вот. Вот троица. Святой отец, святой дух… сын, святой дух – вот и троица. Вот. А оне – нет»; кадильница: «…оне называют-то кадило или как, я не знаю, как оны это называют. У нас кадильница вон она, она с крестом, и как по божью велению и в уставе написано, кадить токо надо крестообразно, а не это мотанье»; некоторые молитвы: «Молитву “Богородица дева радуйся”… Когда же ей, когда этот, Иоанн Богослов-то сказал, что у тебя сын воскрес, так она… Вот мы её называем – она обрадованная Мария… А оне – “благодатная”. К чёму оне слово-то это вот прибавили сюды? На что оно нужно?» и др.

В отличие от старообрядцев даже глубоко верующие церковные, хорошо знающие священное писание, не могут отметить существенных отличий своей религии и ее обрядовой стороны от староверия. В рассказах церковных о старообрядцах отмечаются, например, особенности произношения ими молитвы: «Вот мы молимся «слава тебе господи» – «тебе», а у них “тэбэ”, “тэ-бэ”»; «У нас, у мирских вот, вот как складно, а у них вот, видишь, вот ты вот поинтересуйся вот… Аж стук этот по мослам». Подчеркивается, что у староверов нет обряда причастия: «Там сказано как: “Кто не пиет мою кровь и не ест мое тело, тот не будет воскрешен до последнего дня и не будет в царстве небесном.” Господь не воскресит их, кто тела Христова не принимает. Вот когда причащаетесь… А у них этого нету. Да ну, Бог над ними».

Изредка в рассказах церковных старшего поколения упоминается о том, что староверы не дают есть и пить из своей посуды: «…Вот мы православные, мы всё дозволяем. Мы дадим и пить, и покормим, и чего кто попросит, всё даем. А у кулугур, у них особо: чашку они воды не дадут». Однако наблюдения показывают, что этот обычай у старообрядцев Белогорного в настоящее время не сохранился, о чем говорят и сами сельские староверы: «И у нас тут не скоро вы… напиться воды спросишь. Таким церковникам оне и прохожим не давали, только уж, если отде-е-ельно держали посуду, вот как строго вели. Ну оно и по писанию так должно быть, а щас…».

 Как видно, не только в рассказах старообрядцев заметно некоторое осуждение мирских, но и в рассказах церковных чувствуется непонимание старообрядцев. Однако, как показывают некоторые записи, могут возникать и по-настоящему конфликтные ситуации на религиозной почве. Так одна из мирских жительниц села рассказывала: «Вот умрёт, например, моя там ну соседка, она кулугурка, и я не имею права, они не допускают. Вот старушка у меня умерла, вот напротив, вон в этим, вон дом-то набок-то маненько, шатровый-то вон дом нежилой-то, палка вон на калитке. Я за ней ухаживала. И она умерла у сына в Балакове, увезли её. Ох, она как кричала, поехали, на машине её повезли. Она мне кричала: «Тонькя-я, Тонькя-я, да как неохота ехать о!» Там сноха, к сыну-ту. Умерла, привезли к другому к сыну, он тут около остановки в шатровом доме, вон на той улице первый дом там, к сыну. Я пришла. Закрывали, прощались, всё покойника ну закрывали. Ну как соседка, я говорю, ну и я подойду. Ну и чего? Стала вот так вота и простояла. Даже и не то что проститься, помолиться-то не дали <…> “Да дайте я хоть что ль, чай в последний путь её! Ну я всю жизню рядом с ней жила, а она меня выручала, я её и кормила и ухаживала за ней всё.” Ни в какую не дали, ни в какую. Нельзя и всё, не положено. Вот какие люди».

Чаще всего конфликты между церковными и староверами в Белогорном возникают в смешанных семьях. Браки между староверами и церковными широко распространены в Белогорном. Вот как рассказывает о своем замужестве одна из старых жительниц села: «Чай вот и вышла за кулугура. Девчонкой-то ходилась… А мирских-то только было во всё село двадцать семей, даже за двоюродных выходили. Вот к кулугурам попалась. Крестят мирских-то. Вот у нас одна, эта, крестилась в роднике в холодном, там вон на Конце. Я, мол, не положено, потому что крещение, крещение одно единое крещение а у них… Вот им фигу, креститься я дам. Я и ребёнка не дала своего крестить».

Конфликты в смешанных семьях могут возникать из-за отличий в обрядах, поэтому родители предпочитают, чтобы дети вступали в брак с единоверцами: «И дедушка церковный, и я церковна. И родители все вроде и эта сторона, и моя сторона – они вроде довольны. Вот. А эти, колугуры, они, ну много их с такеми, с церковными сошлись…»; «Он с ней с января месяца ходит. А я и говорю, а мы мирские: “Что ты, сынок, с ними, притом с монашками, мол, связался?<…> Что ты пристал? – Я говорю. – Оне, видишь, какая у них, – я говорю, – эта, вера. Дети у тебя, – я говорю, – ты мирский сам, ты как глава семьи, ты у меня самый последний сын”. Вот ему всё и внушаю. Ну а она слышит всё, знаешь это вот, по народу там всё, она ему, знаешь, переговаривает. Он меня пойдёт и валяет: “А какая разница?” “Ты крест носишь, сынок. Видишь, и цепочка у тебя и крест. Я ж тебя крестила и в алтарь носила, в церковь в Вольскую возила. Ну а ты? Они вообще биссурмане, ну, биссурманы, ну. Это самое последнее – монашки. Оне не принадлежат, их, вон оне умрут, их на меже хоронят, как татар вон, понимаешь?”».

Надо отметить, что в среде молодежи современного Белогорного конфессиональные различия нивелируются, при этом стираются особенности старообрядчества. Последнее вызывает тревогу у старшего поколения сельских староверов: «Молодёжь ничего не понимает, а станешь толковать, говорить, оне представления не имеют. А в церкви-ти оне придут, конечно, в ней красиво, хорошо <…> Оне, вся молодёжь, оне признают церькву лучше. И токо одно вот внушили вот сами себе “Бог один” и всё, попробуй им доказывай. А чё доказать, когда вон перекреститься не могут правильно. Оне по-церковному-то могут».

В настоящее время старообрядчество в Белогорном сохранилось лишь в среде стариков: «Всё, всё пропало. Старые старики говорили: “У вас, – говорит, – служба воскресна отпадёт.” Вот. Ну и правда, она отпала. Воля-неволя. Некому. Некому. За… за молебеном-то вот – разве это народ. Ну, правда, за родительску побольше придут – но ведь это уж родителев поминают. Все стараются помянуть. А такое моленье… это ещ вот на этот праздник, на Преображенье, или вот Успенье, може, тоже придут подходяще, а то – шесть, семь, восемь. Ну вот сегодня… А мужиков-то – вообще. Это вот на Преображенье пришли всё-таки, я удивилси. А то нас только четверо. И всё».

Как видно из экспедиционных записей, тема конфессиональной принадлежности остается актуальной лишь в среде старшего поколения жителей села. При этом различия осознаются в большей степени староверами, приверженцы официальной церкви отмечают лишь некоторые внешние, бытовые особенности.

Сельская молодежь знает о существовании конфессиональных различий в селе, но если и соблюдает некоторые обряды (свадебный обряд, крещение), то относится к ним как к традиционным, не осознавая сущности религиозной традиции. Таким образом, в целом можно говорить о стирании межконфессиональных отличий и противостояния.



[1] Работа выполнена при поддержке фонда РФФИ, № проекта 06-06-80428-а