Гольдин В.Е.
ИЗОБРАЗИТЕЛЬНОСТЬ ДИАЛЕКТНОЙ
РЕЧИ
(опубликовано в:
Бюллетень фонетического общества. № 7. Тексты
устной речи. Бохум, 2001. С.49-58)
Г.А. Золотовой выделяется, как известно, пять основных
коммуникативных форм речи, или "регистров": репродуктивный,
информативный, генеритивный, волюнтативный
и реактивный [Золотова 1998а, Золотова 1998б]. Эти формы текстовой организации
используются как в литературной речи, так и за ее пределами. Однако в разных
функционально-социальных разновидностях языка соотношение регистров, их
относительная значимость в универсуме общения, а также формы их реализации
обладают существенным своеобразием. С типологической точки зрения интересно
соотношение информативного и репродуктивного регистров, поскольку их используют
для достижения одних и тех же или очень близких целей. Наблюдения показывают,
что в принципиально устных разновидностях языка, и
прежде всего при общении на диалекте, организация речи в репродуктивном
регистре (в нем "говорящий воспроизводит непосредственно, сенсорно
наблюдаемое, в конкретной длительности или последовательной сменяемости
действий, состояний, находясь — в реальности или в воображении — в хронотопе воображаемого" [Золотова 1998а, 29]),
занимает столь значительное место и
реализуется в таком комплексе взаимосвязанных вербальных и невербальных
средств, что можно говорить о репродуктивности как об особо значимом
коммуникативном режиме этих разновидностей языка.
Вместе с тем часть типологически релевантных признаков
диалектного повествования о наблюдавшемся и
наблюдаемом не укладывается в комплекс одной лишь репродуктивности. Она может
быть интерпретирована как проявление действующего в диалектной речи более общего, с нашей точки зрения, фундаментального
семиотического принципа — принципа совмещения ситуации-темы с ситуацией
текущего общения [Гольдин, Сиротинина 1993; Гольдин 1995], включающего
репродуктивность в качестве частного случая. Однако и при такой интерпретации
особенностей диалектного повествования, прежде всего — повествования о прошлом, в нем наблюдается некоторый
"остаток" текстовых признаков, требующий дополнительного объяснения.
По-видимому, диалектное повествование о наблюдавшемся прошлом подчиняется не
одному, а по крайней мере двум взаимосвязанным
принципам. Они совпадают в своей основной части, совмещаются в большинстве
своих проявлений, но не до конца, не полностью, что и позволяет упомянутые
принципы дифференцировать. Первый принцип — это принцип совмещения
ситуации-темы с ситуацией текущего общения, а второй — принцип изобразительности
диалектной речи.
Под изобразительностью диалектной речи мы понимаем ее
подчеркнутую иконичность, то есть придание говорящими предельного сходства своей речи с тем, о чем в
ней повествуется. Изобразительность пронизывает все стороны диалектного
повествования.
В области
фонетики иконичность проявляется
прежде всего как частое и свободное (в сравнении с литературно-книжными формами
повествования) использование звукоподражаний — не звукоподражательных слов,
организованных в соответствии с фонологической системой языка, а именно
звукоподражаний, в которых звучание передается с установкой на предельное
сходство физического и эмоционального восприятия. Такие звучания в силу их нефонологичности не удается точно фиксировать знаками
фонетической транскрипции. Их доля в диалектной речи обычно оказывается
значительно большей, чем в непринужденной устной речи носителей литературного
языка. Так, только в одном диалектном тексте, материалами которого мы в
настоящей статье иллюстрируем выдвигаемые положения (запись сделана в с. Алексеевке Базарно-Карабулакского
района Саратовской обл. в 1998 г. от А.И. Гусевой 89 лет), на протяжении 30
минут беседы встретилось не менее 4
таких звукоподражаний. Например:
1)
и выкинула меня в сени// я там У! У!// а… дворник-то говорит/
что такое?/ собака со мной/ а кто ж скулит/ в сенях-то?//.
2) а девочка-то// кормила она долго/ девочку-то// пришла к
ней двоюродная сестра/ говорит это что ты
кобыляку-то всё кормишь// её от груди-то// она
видно набрала молока/ оу- оу- оу/
и покатилась/ и умерла/ девочка-то//
3)
я уж видно замерзала совсем// ма-мынь-ка!/ заорала//
4) принесёт им отец гостинцы/
кулёчки/ с базару-то/ товар продавал// а няньке/ няньке кулёк/ няньке кулёк/ вот// и отдадут
мне/ дай другей/
/ няньке кулёк//
Одним из
важных иконических признаков в фонетике диалектной
речи является интонационное выражение разницы между текстом авторского
повествования и передаваемой прямой речью одного или нескольких говорящих. В
результате легко воспринимаются не отмеченные ничем, кроме собственно
фонетических средств, стыки прямой речи
и авторского повествования, а также стыки реплик, принадлежащих разным
цитируемым лицам. См. с этой точки зрения следующие, например, фрагменты записи
(интересующие нас стыки подчеркнуты):
5) поехали// сапожники они/ сапожник
приехал оттуда/ я/ грит/ работаю там
заведующий мастерской// поедемте/
ко мне/ все работать// и старшего-то брата вот/ и… это…
6) а из Совета-то/ уж Совет тогда
был/ из Совета-то идут-/
гът вот/
осталась// они уж вроде и знали//
То же в уже приводившемся высказывании
(4):
принесёт им отец гостинцы/ кулёчки/ с
базару-то/ товар продавал// а няньке/ няньке кулёк/
няньке кулёк/ вот// и отдадут мне/ дай
другей/ / няньке кулёк//
Сюда же относятся хорошо известные случаи передачи характера
действий или даже предметов, о которых идет речь, посредством выбора говорящим
того или иного ритма и тембра своей речи.
В
грамматике иконичность
диалектного повествования проявляется, с нашей точки зрения, прежде всего — в
отсутствии в нем форм косвенной речи, а также в различных средствах
синхронизации события, относящегося к прошлому, и рассказа о
этом событии:
в использовании форм настоящего
времени, а также большого числа перфективных форм для описания прошлых событий
и ситуаций;
в таком использовании местоименных шифтеров, как если бы описываемая ситуация имела место
"здесь" и "сейчас";
в частом употреблении междометий,
выражающих непосредственную реакцию рассказчика на упоминаемое в речи событие
и, следовательно, синхронизирующих событие и повествование о нем;
в
иконических повторах, отображающих повторяемость
действий или другие их количественные характеристики (интенсивность,
длительность). Например:
7) я там скулила-скулила;
8) а ба! это они няньку выкинули в сени//
и кол взял и давай ботать/ и давай ботать//.
В области
прагматики: подмена субъектов описываемой ситуации
субъектами-участниками ситуации текущего общения (подробнее см. [Гольдин 1995]);
В области
невербальных средств общения:
постоянное применение мимики, поз, движений, жестов в изобразительных, иконических
целях [Гольдин 1995]).
Р.О. Якобсон
обратил внимание на соответствие известных данных о функциональной асимметрии
головного мозга идеям Ч. Пирса относительно разной темпоральной
направленности иконических знаков и знаков символьных
[Якобсон 1985, с. 382]. С точки зрения Р.О. Якобсона, находит подтверждение
мысль Ч. Пирса о том, что иконические знаки
преимущественно связаны с конкретным прошлым, ориентированы на него, тогда как
символьные знаки скорее ориентированы на неопределенное будущее. Это позволяет
связать изобразительность диалектного повествования с общими чертами
деревенской культуры, обслуживаемой говорами.
Поскольку в речи воспроизводятся не только
"непосредственно, сенсорно" воспринимаемые явления, то не любой, конечно, устный народный рассказ о прошлом
строится именно так. В рассказе той же А.И. Гусевой обнаруживается фрагмент, в
котором типичные для диалектного повествования средства изобразительности использованы в минимальной степени:
9) (— А еще я хотел спросить, Антонина
Ивановна… А вот что с Мишей-то стало?)
—
Миша?
—
ага// Миша погиб/ на фронте погиб// вырос/ вырос/
такой парень вырос!/ вот/ вырастила//
—
женился/ женился// и дети у него были// уехал в
Среднюю Азию// там/ оттуда его и на фронт/ и Феденьку-то вот/ братца-то/ тоже//
обои погибли на фронте//
—
поехали// сапожники они/ сапожник приехал оттуда/ я/ грит/ работаю там заведующий мастерской// поедемте/ ко мне/ все работать//
и старшего-то брата вот/ и… это… а тут трудненько
было/ колхозы пошли// они в колхозы не пошли/ и уехали туды//
там жили/ в Средней Азии//
жили хорошо там/ хорошо жили//
Фрагмент в основном выдержан в информативном регистре, хотя весьма знаменательны драматизация изложения в конце
фрагмента, включение прямой речи в
повествование и некоторые другие сопутствующие им проявления изобразительности.
Диалектная речь стремится к изобразительности и переходит в соответствующую
форму, как только характером ситуации-темы допускается достаточно конкретный
уровень повествования. Таким образом, изобразительность как типичная черта
диалектной речи, по-видимому, коррелирует с присущей
диалектному повествованию высокой степенью конкретности, с характерным для
общения на диалекте весьма конкретным
тематическим уровнем повествования. Конкретность
диалектной речи широко обсуждалась в науке, но,
как и образность (см., например: [СОСВ 1997]),
— в основном в приложении к лексической, а не коммуникативно-текстовой стороне
общения.
Хотя выражение "степень конкретности повествования"
кажется, интуитивно ясным, для строгой
дефиниции соответствующего понятия необходимо специальное исследование. В
данном случае лишь отметим, что "конкретные ситуации", как
свидетельствуют материалы, прочно ассоциируются в сознании диалектоносителей с
тем, что говорилось или что обычно говорится и, следовательно,
может быть сказано в тех или иных обстоятельствах: ситуация говорения всегда
конкретна. Поэтому повествование о конкретных ситуациях нередко сопровождают
передачей актуально связанных с ними чужих, собственных или общих высказываний.
Если это положение справедливо, то, например, фразу "я/ грит/ работаю там заведующий мастерской//
поедемте/ ко мне/ все работать//" следует считать повествованием о весьма конкретной
ситуации приглашения. Где, однако, проходят границы повествования о ней?
Включают ли они непосредственно предшествующее рассматриваемой фразе
высказывание "сапожник приехал оттуда"? Оно вводит
активного субъекта ситуации, но предицируемое ему в
границах данного высказывания действие — пока не говорение, и выражено оно в
довольно общей форме приехал, то есть ‛прибыл,
появился’. Определяется конкретность ситуации тем, как мы о ней говорим, или
тем, какой она нам мыслится? Во всяком случае нам
известны средства изобразительности, оформляющие диалектное повествование о
конкретных ситуациях, и на это знание можно опереться.
Если с точки зрения конкретности
воспроизведенных событий и ситуаций рассмотреть приведенный в приложении к
данной статье фрагмент № 4, то ответ А.И. Гусевой на вопрос "Это Вы у
него… у него в няньках работали?" рисует самую общую ситуацию
определенного периода ее жизни, состоящую из цепи более простых, но также
достаточно общих ситуаций-событий: работала
в няньках, их раскулачили, они уехали, пошла на производство работать. Однако
далее, кратко ответив на следующий вопрос диалектолога "не-ет!", рассказчица переходит к
конкретному предсобытию (они оставили замок// Танюшка/ вот замочек/ запрешь…) и
конкретному положению дел, сложившемуся в тот момент, когда событие "пришли" (из сельского совета
принимать имущество раскулаченных) обозначило переход в новую ситуацию. И сразу появляются типичные формы изобразительности: повествование
переводится в настоящее время (из Совета-то идут), в него включается прямая
речь, рассказчица передает диалоги, почти целиком опуская "слова
автора" и тем предельно драматизируя свое повествование, соединяет
междометием ох! ситуацию-тему с
ситуацией текущего общения, передает интонацией, темпом и тембром речи
характеры говорящих и т.д. Повествование осложняется выделением в
ситуации-событии внутренних этапов, или микроситуаций
(в избу вошли; вот эти махорики сорвали), включением комментария (они уж
вроде и знали// может быть Совет их и… не знаю/ вот//). Затем
повествование вновь переходит в общий информативный план, оживляясь все же
небольшими репродуктивно-изобразительными компонентами (уговорят/ иди поработай; как чуть — бегут за мной).
Конечно, изобразительность свойственна не только диалектному
повествованию. Многие из упомянутых проявлений изобразительности отмечаются и в
литературно-разговорной, и даже в книжной речи. Так, в письменном изложении
нередко обнаруживается употребление настоящего образного, настоящего
исторического [Грамматика-80, 630 - 632]. В литературном
повествовании о прошлом глагольные формы настоящего времени достаточно обычны,
как в следующих, например, цитатах из мемуаров М. Таривердиева (М. Таривердиев.
«Я просто живу». М. Изд-во «Вагриус»,
1997):
10) Через три дня мне присуждают Госпремию. За «Иронию
судьбы». А через неделю сообщают, что мне еще и премию Ленинского
комсомола присудили…(стр. 147);
11) Наступает день отъезда. Посол приехал в аэропорт нас
проводить. Привозит с собой два свертка. Это вам в подарок от Нины
Ивановны… Я засовываю свёрток в чемодан. Тут выясняется, что
вылет задерживают. Посол предлагает пойти посидеть в баре. Мы отправляемся
и видим, грузчики толкают огромную телегу, нагруженную чем-то
тяжелым…(стр. 192)
Глаголы в форме настоящего времени в этом стилизованном под
разговорность повествовании, конечно, неоднородны. Однако ясно, что большая
часть этих форм использована автором так, как в устном народном повествовании о
прошлом формы настоящего время не используются. В русских диалектных текстах
обычно не встречается "бросаю" в значении "бросил",
"мне привозят" в значении "мне привезли" или "мне
дарят" в значении "мне подарили", тогда как в литературном повествовании
"некоторые многоактные глаголы, выступая в форме настоящего времени, в
определенных типах контекстов имеют одноактное значение" [Теория 1987, с.
137]. Таким образом, литературное повествование о прошлом имеет даже больше
позиций вхождения форм настоящего времени, чем диалект, но нельзя отождествлять
изобразительность диалектной речи с использованием тех же или близких средств в речи литературной. Различие обнаруживается и в разном
осознании конкретности одних и тех же фрагментов мира, и в составе комплекса
привлекаемых средств, и в степени взаимосвязанности элементов комплекса,
регулярности их использования, по-видимому, —
и в самой функциональной направленности обсуждаемых явлений. Однако это
является темой другого исследования.
Литература.
Гольдин 1995 — Гольдин В.Е. Машиннообрабатываемые
корпусы диалектных текстов и проблема типологии русской речи // Русистика
сегодня. М., 1995, № 3.
Гольдин, Сиротинина 1993 — Внутринациональные речевые
культуры и их взаимодействие // Вопросы стилистики: проблемы культуры речи. Вып. 25. Саратов, 1993.
Грамматика-80 — Русская грамматика. М., 1980. Т. 1.
Золотова 1998а — Золотова Г.А., Онипенко
Н.К., Сидорова М.Ю. Коммуникативная грамматика русского языка. М., 1998.
Золотова 1998б — Новая русская грамматика: идеи и
результаты // Славянское языкознание. XII Международный съезд славистов. Краков,
1998. Доклады российской делегации. М.,
1998.
СОСВ 1997 — Словарь образных слов и выражений
народного говора. Томск, 1997.
Теория 1987 — Теория функциональной грамматики.
Введение. Аспектуальность. Временная локализованность.
Таксис. Л., 1987.
Якобсон 1985 — Полушария головного мозга и языковая
структура в свете взаимодействия // Якобсон Р.О. Избранные работы. М., 1985.
ПРИЛОЖЕНИЕ.
Расшифровка содержания фрагментов беседы с Антониной
Ивановной Гусевой 89 лет. Село
Алексеевка Базарно-Карабулакского района Саратовской обл. Запись 1998 г.
Фрагмент № 1
— А еще
я хотел спросить, Антонина Ивановна… А вот что с
Мишей-то стало?
—
Миша?
—
ага// Миша погиб/ на фронте погиб// вырос/ вырос/
такой парень вырос!/ вот/ вырастила//
—
женился/ женился// и дети у него были// уехал в
Среднюю Азию// там/ оттуда его и на фронт/ и Феденьку-то вот/ братца-то/ тоже//
обои погибли на фронте//
—
поехали// сапожники они/ сапожник приехал оттуда/ я/ грит/ работаю там заведующий мастерской// поедемте/ ко мне/ все работать//
и старшего-то брата вот/ и… это… а тут трудненько
было/ колхозы пошли// они в колхозы не пошли/ и уехали туды//
там жили/ в Средней Азии//
жили хорошо там/ хорошо жили//
Фрагмент № 2
всяко
видала я там/ двенадцать лет жила/ всякого видала// и била она меня не так чего/
бельё полоскать ходила на речку// (Не так сделала) не так сделала/
отхлыщет меня// и вот качала я/ девочку// два мальчика я ей подрастила// один в
школу пошел// в школу уже вырастила его/ вот// один еще подрастал// девочку
родила// я девочку качаю/ и — не знаю/ я вздремнула?/ не знаю чего/ с
табуретки-то упала/ а девочка заорала// она вышла/ кобыляка-то… большая была/ вот// ни… как схватила меня/ и в
сени выкинула/ перед Рождеством/ морозы-ти какие// в
сени меня выкинула/ вот// ой!/ я там скулила-скулила// а у них был… этот…
дворник/ еще… работник/ за лошадью ухаживал/
за скотинами/ и его возил/ с товарами/ вот// и вот это/ она и не
подойдет бывало/ я всю ночь и тас… качаю вот её// то
вот/ своего братца качала/ то это… в няньках-то/ их/ двоих ребятишек вынянчила/
девчонку// и выкинула меня в сени// я там У! У!// а… дворник-то говорит/ что
такое?/ собака со мной/ а кто ж скулит/ в сенях-то?// подошел поближе// а я
уж видно замерзала совсем// ма-мын-ька!/ заорала// говорит/ а ба! это они няньку выкинули в сени// и кол взял и давай ботать/ и давай ботать// хозяин
вышел// чего дедушка Степан?/ корова
отелилась?// да нет/ вы чего
девчонку-то выкинули/ а девчонка-то в сенях// он зажег спичку/ ты чего/ Тонь?// у-у/ хозяйка… меня/ и дверь заперла// он стал отрывать-то/
а у меня… вот може они ноги-ти…
примёрзли ноги-ти// он отодрал меня/ да на печку// восподи!/ вот я чего видала/ в няньках-то// И-эх! Господи!
Фрагмент № 3
(и её бог
наказал/ хозяйку твою//)
а
девочка-то// кормила она долго/ девочку-то// пришла к ней двоюродная сестра/
говорит это что ты кобыляку-то
всё кормишь// её от груди-то// она видно набрала молока/ оу- оу- оу/ и покатилась/ и умерла/ девочка-то//
—
захлебнулась
—
захлебнулась/ и умерла/ а старухи-ти
пришли читать/ гврит/ Юленька/ зачем ты сироточку обижаешь/ зачем ты её в сени выкидывала/ ведь она
бы замёрзла// вот// жалей её// она меня вот обняла/
заплакала/ и стала жалеть меня// жалеть меня стала!// вот как жалеть меня
стала// а ребятишки!//принес… принесёт им отец гостинцы/ кулёчки/ с базару-то/
товар продавал// а няньке/ няньке кулёк/ няньке кулёк/ вот// и отдадут
мне/ дай другей/
/ няньке кулёк// а… ну… отец-то и стал// вот/
первым долгом/ / няньке вот кулёк/ а это
вам// вот как жалели меня//
Фрагмент № 4
—
Это Вы у него… у него в няньках работали?
—
в няньках/ у кулака// и их раскулачили// они ночью уехали//
а я пошла на производство/ работать //
—
А к Вам ничего, не придирались, что Вы у него работали?
— не-ет!// пришли// они ночью уехали/ а у них корова/ тёлка/
к… лошадь на дворе-то// а я/ кричат к… / я залезла на плоску-/
дать мол/ надо// они оставили замок//
Танюшка/ вот замочек// запрёшь/ ничего не
… тут это… не топи/ ничего не делай// уйдешь к крёстненькой своей/ вот// вот замочек тебе/ а ключик
повесь// тут придут гът// и я взлезла на плоску-то/ а из
Совета-то/ уж Совет тогда был/ из
Совета-то идут-/ гът вот/ осталась//
они уж вроде и знали// может быть Совет их и … не знаю/ вот//
Ох!// слазий гът/сейчас мы
скотину всю уведём// идём в избу// в избу взошли// кое-где вот занавесочки// дёрг// ты
чь…/ есть у тебя отец-мать?// нет/ у меня ни отца ни
матери/ я сироточка// вот эти махорики сорвали/ на гът/ годится
тебе/ ты сироточка// если жить тебе негде/ прийди в Совет/ мы тебя устроим// если работа тебе
понадобится/ мы тебя на работу … поставим// не-е/ я грю/ я пойду в Алексеевку// а в Алексеевке открылся
детдом-то там// меня в детдом сразу взяли/
и я там восьмнадцать лет/ больше// еще меня …
пошла на пенсию… меня опять это/ уговорят/ иди поработай/ и вот в чайну-то/ ушла на пенсию/ они меня … как чуть — бегут за
мной// тогда рабочих что ль не хватало/ не знаю/ как-то мне не давали отдыхать/
работала я//