Модели диминутивного словообразования в русских говорах (функциональный аспект)*.

Н.В.Свешникова

Известно, что диалектный язык как совокупность частных диалектных систем, каждая из которых является территориальным вариантом общеязыковой системы, имеет свою специфику в строении, функционировании и особенностях развития. Своеобразие диалектной системы, противопоставленной литературному языку, как одной из форм существования общенародного языка, проявляется на разных ее уровнях, в частности, и в словообразовательных процессах.

Интересный материал для изучения словообразовательных процессов в говорах представляет диминутивная лексика: данный своеобразный сегмент производных имен отражает словопроизводство очень регулярное и продуктивное в русском языке.

Исследуемый нами участок деривации как части словообразования существительных включает в себя весьма значительное число моделей. Это модели с такими суффиксами, как -к-, -ок/ек-, -ик-, -чик-, -ушк/юшк-, -ышк/ишк-, -ичк-, -очк/ечк-, -оньк/еньк-, -ошк-, -онк- и др. Это общерусские словообразовательные аффиксы, но в диалектной системе они имеют некоторое своеобразие, которое может проявляться в их словообразовательных связях, семантике, продуктивности. По нашим наблюдениям, специфика диминутивного словообразования прослеживается и в функционировании созданных с помощью этих суффиксов производных слов.

Исследователи русских народных говоров не раз отмечали такую особенность диалектной речи, как широкое распространение в ней диминутивов. На это указывали и ученые прошлого, и современные исследователи [Буслаев, 1881; Беляева, 1960; Романовская, 1970 и др.]. Так, О.И. Блинова пишет: «Для разговорной диалектной речи характерно обилие ласкательных и уменьшительно-ласкательных форм слова» [Блинова, 1975:82]. Возникает вопрос: является ли эта особенность свойством устной речи в целом или именно разговорной диалектной речи?

Наше исследование, выполненное на материале говоров исконной территории, показало, что широкая представленность диминутивов является характерным свойством диалектной речи вообще и частных диалектных систем в отдельности**. Об этом свидетельствуют результаты анализа двух типов устной разговорной речи – диалектной и литературной, имеющих сходные условия и форму реализации. Их сопоставление демонстрирует существенные различия в употребительности диминутивов в речи носителей говоров и литературного языка. По количеству существительных с уменьшительными суффиксами литературная разговорная речь уступает диалектной: средний показатель частотности использования диминутивов оказывается в ней ниже средних показателей по всем исследуемым говорам. Он составляет 1,7 % от общего числа существительных в тексте, в то время как самые низкие цифровые данные по говорам равны 2,5 %. Различия в представленности диминутивных производных в разных типах устной речи свидетельствуют о том, что выявленная специфика диалектной речи не связана только с ее устностью. Это может быть связано с особыми условиями функционирования диалектной речи как особой языковой страты.

Отмечаемая черта диалектной речи по-разному представлена в говорах, т.е. существуют ареальные различия в широте распространения диминутивов. По этому признаку отчетливо выделяются три группы говоров – северо-западные, северо-восточные, южнорусские. Говоры южного наречия противопоставлены говорам северной диалектной зоны: в них отмечаются самые низкие показатели употребительности рассматриваемых производных слов – 2,5%. Причем характерно, что в разных южнорусских говорах средние показатели частотности совпадают. Примечательно в этом плане замечание В.И. Благовещенского, сделанное им в одной из работ, посвященных описанию говоров бывшей Тульской губернии: «Еще нужно заметить, что почти совсем не употребляют в речи уменьшительных названий предметов, особенно уменьшительно-ласкательных» [Благовещенский, 1880: 294].

Среди говоров северного наречия наибольшая представленность диминутивов наблюдается в северо-западных говорах, среди которых особенно выделяется новгородский, имеющий самые высокие показатели распространения диминутивов – 10 %. К ним близки псковские говоры, исторически тесно связанные с новгородскими, - 9,4 %. В вологодских говорах активность анализируемых слов проявляется слабее, причем она убывает в направлении на восток – от 6,8 % на западе до 4 % на востоке.

Современная языковая действительность не дает объяснения выявленным различиям между говорами разных диалектных групп, поскольку для диминутивов характерно: 1)одинаковое функционирование их в диалектной речи; 2) одинаковые условия их употребления. Не является решающей и противопоставленность севернорусского и южнорусского наречий. На наш взгляд, существование ареальных различий в функционировании диминутивов обусловлено: 1)существенными различиями их исторической основы; 2) неодинаковыми конкретно-историческими условиями бытования и развития данных говоров.

Исследуемые диалекты исторически связаны преемственным развитием с тремя достаточно различающимися между собой в языковом отношении диалектными группами прошлого – новгородским диалектом и очень близким к нему псковским, ростово-суздальским и диалектами Рязанского княжества и Курско-Орловского края. Говоры каждой из этих групп формировались и развивались на протяжении длительного периода самостоятельно, независимо друг от друга. Говоры северо-западного региона, отличающиеся наибольшей представленностью диминутивов в разговорной речи диалектоносителей, генетически связаны с древненовгородским диалектом, распространившимся на территории современного северного наречия, и прежде всего, северо-западной его части в период так называемой новгородской колонизации. Это позволяет думать, что отмечаемая языковая особенность северо-западных говоров была унаследована ими от древненовгородского диалекта. Сохранению этой диалектной черты во многом способствовали исторически сложившиеся специфические условия бытования говоров северо-западного региона: их периферийное положение и длительная изолированность от говоров центральных территорий.

Доказательства того, что отмечаемая особенность функционирования диминутивно-оценочных производных в северо-западных говорах – явление древнее, мы видим, в частности, в фольклорной традиции, поскольку данными по бытовой диалектной речи далекого прошлого мы не располагаем. Исходя из того, что языковой базой произведений устного народного творчества является определенный диалект, на территории которого бытуют данные произведения, мы полагаем, что широкая представленность диминутивов в текстах русских былин, новгородских по происхождению, является отражением характерной особенности диалектной речи носителей древненовгородского диалекта, особенности, ставшей существенной чертой языка эпической поэзии. В известной степени наши выводы подтверждают и материалы новгородских берестяных грамот.

Помимо говоров старой формации, сложившихся на территории древнейшего распространения русского языка, к исследованию были привлечены и материалы двух саратовских говоров вторичного образования (говор с. Земляные Хутора Аткарского р-на и с. Белогорное Вольского р-на). Первый из них - среднерусский акающий говор, сложившийся на базе южнорусских говоров, носители которых переселились в середине ХVIII века из центральных губерний России - Тульской, Белгородской, Брянской и др. южных областей. Второй - среднерусский окающий говор с разнородной основой, возникший в результате переселения групп выходцев с разных территорий России в ХVII веке. Наблюдение за функционированием диминутивов в этих говорах показало, что активность их употребления также превышает показатели частотности данных производных в литературной разговорной речи – 2,2 % (с. Земляные Хутора) и 2,4 % (с. Белогорное). Т.е. отмечаемая нами особенность диалектной речи – широкое распространение в ней диминутивов - проявляется и в этих говорах. И это несмотря на то, что диалектная основа данных говоров неоднородна и что «языковые отношения, складывающиеся на территории позднего заселения, имеют весьма сложный и разнообразный характер» и в развитии говоров может наблюдаться действие многих взаимопереплетающихся факторов [Баранникова, 1977: 4].

На наш взгляд, этот факт можно считать еще одним подтверждением того, что: 1) широкая представленность диминутивов - свойство диалектной речи вообще и частных диалектных систем в отдельности; 2) отмечаемая черта диалектной речи весьма устойчива в говорах разного типа.

Региональные различия наблюдаются в активности распространения диминутивов отдельных словообразовательных моделей. И здесь в первую очередь следует назвать модели с суффиксами –оньк/еньк- и –ушк-. По нашим наблюдениям, производные с данными аффиксами наиболее частотны в северо-западных говорах, которые по этому признаку противопоставлены остальным диалектам.

Особо хотелось бы остановиться на модели существительных с суффиксом –ушк-, поскольку выявляется очень интересная зависимость между функционированием производных слов и их образованием.

Известно, что формант –ушк-, участвуя в процессе словопроизводства диминутивов в русских народных говорах, имеет свои особенности в словообразовательных связях, семантическом наполнении и продуктивности при сравнении с литературным языком [Хаджаева, 1978; Новикова, 1975; Пантелеева, 1979 и др.]. Так, круг основ, сочетающихся с суффиксом –ушк-, в диалектах и в семантическом, и в структурном плане шире, чем в литературном языке. Аффикс свободно присоединяется в говорах к основам существительных всех трех грамматических родов, а также слов Pl.t. на любой согласный звук. По семантике производящие основы разнообразны: это существительные с предметным, вещественным и абстрактным значением. Наибольшая продуктивность суффикса –ушк- наблюдается при словопроизводстве конкретно-предметных существительных: воротушки, банюшка, галифушки, горушка, векушко (веко), ботушка (ботва), шалюшка, бровюшка, дуплюшко, кошелюшка, нёбушко и др. Активен данный формант и при деривации диминутивных производных с отвлеченной семантикой: вёдрушко «ясная солнечная погода», винушка «причина», бедушка, обидушка, горюшко, заботушка, кручинушка, долюшка и др. Продуктивность этого аффикса при образовании абстрактных существительных в говорах гораздо выше, чем в литературном языке. Высока словообразовательная активность –ушк- и в сфере производства имен лиц: внучушко, сынушко, детушки, бурлакушка, золовушка, дочушка, суразюшка «внебрачный ребенок», божатушка, солдатушки и др.

Суффикс –ушк-, как и большинство диминутивных суффиксов в русском языке, полисемантичен: производные с ним реализуют в речи такие частные модификационные значения, как реальной уменьшительности, субъективной оценки, уменьшительности в сочетании с субъективной оценкой. Особенностью этого аффикса является его сильная эмоциональная насыщенность, в результате чего основное ядро существительных с –ушк- составляют слова с оценочными и уменьшительно-оценочными значениями. Главным образом, -ушк- специализируется на выражении положительной оценки. Это характерно как для литературного языка, так и для говоров, в которых подавляющее большинство диминутивов с данным формантом реализует в речи ласкательное и уменьшительно-ласкательное значения: писемушко принесла мне внучушка (пск.); коровушка бедна соломку ест, вот и спросить молока нельзя с ей (вологод.); детушки к себе жить зовут: жалеют меня (новгор.); жалко его: у него не было нёбушка (сар.)

Гораздо реже производные с –ушк- выражают значение уменьшительности, осложненное отрицательной оценкой, т.е. уменьшительно-пренебрежительное значение: байнушка досталась от отца, но плохенькая, маленькая (пск.); разъехались все – вот и худая деревнюшка (сар.).

Помимо оценочных и уменьшительно-оценочных значений диминутивы с суффиксом –ушк- в диалектах в отличие от литературного языка регулярно выражают и размерное значение. О регулярности реализации уменьшительной семантики производными с –ушк- свидетельствуют многочисленные контексты, содержащие всякого рода актуализаторы, подчеркивающие размерное значение данных слов: борушка за деревней – за пять минут обойдешь (вологод.); в амбарушке муку держали, небольшой амбар (новгор.); деревушка на том берегу была, небольшая деревня (орл.); дуплюшко в стволе с копейку, а глубокое (ряз.); это называют село, а деревня это маленькая. Деревушка (сар.). Заметим, что для производных с –ушк-, как и для других диминутивов, характерна сильная контекстная обусловленность их значений, что связано с полисемантичностью аффикса [Свешникова, 1996].

Диминутивы с собственно уменьшительным значением в диалектах в значительной степени подвержены процессу десемантизации, чего нельзя сказать о производных с –ушк- в литературном языке. Нейтрализация уменьшительного значения у существительных приводит к появлению в говорах семантических дублетов – словообразовательных пар, членами которых являются диминутивы с утраченной уменьшительностью и их производящие. Эти дублеты употребляются как функционально равноправные лексемы. Диалектные словари*** содержат значительное количество таких пар: боровушка – то же, что бор; блеснушка – то же, что блесна (АОС); звенушко – то же, что звено (Солик.); калгушка – то же, что калган «деревянная, реже глиняная чашка» (СДг); ведрушка – то же, что ведро (ДС); ботушка – то же, что ботва (ПОС). В диалектной речи семантические дублеты часто используются в одном контексте. Например: у ней кила, килушка что ли (вологод.); возьми ведро, ведрушку воды наносить (ряз.); сын пилил вон бревна, бревушки во дворе (пск.). Контексты такого рода – характерное явление современной диалектной речи.

Иногда в результате утраты уменьшительной семантики диминутивы с –ушк- изменяют свое значение. Как правило, это изменение связано с сужением, специализацией значения. В этом случае диминутивы с –ушк- обозначают какую-либо разновидность предмета, называемого исходным словом, например: землянушка «летняя кухня», мостушка «примост для полоскания белья» (СДг); лампушка «керосиновая лампа» (Солик.), избушка «помещение для домашней птицы», горушка «ледяная гора, с которой катаются на санках» (ТС), воротушка «воротник-стойка у мужской и женской рубахи» (АОС).

Продуктивность модели существительных с суффиксом –ушк-, будучи в целом выше в диалектном языке в сравнении с литературным, как оказалось, неодинакова в говорах разных территорий. По нашим наблюдениям, наибольшая словообразовательная активность суффикса –ушк- в производстве диминутивно-оценочных существительных отмечается в русских говорах северо-западного региона. Высокая продуктивность –ушк- в этих диалектах отмечается в сфере наименований конкретных предметов (писемушко, блюдушко, речушка, конопелюшка, лучинушка, куделюшка, церквушка, бугорушка, полюшко, солнушко, бородушка, травушка) и при образовании имен лиц, особенно при производстве имен лиц по родственным отношениям и собственных имен (соседушко, свекрушко, мамушка, папушка, невестушка, сватьюшка, женушка, Маринушка, Колюшка, Максимушка, Натальюшка, Олюшка, Валюшка). Словообразовательная активность суффикса –ушк- при производстве наименований лиц и собственных имен – яркая примета говоров Северо-запада, отличающихся этой особенностью от других диалектов. Менее продуктивен –ушк- в области словопроизводства существительных с отвлеченной семантикой (смеретушка, волюшка, горюшко, бедушка, винушка и др.).

При высокой активности словообразовательной модели с суффиксом –ушк- созданные на ее основе диминутивы в говорах Северо-запада отличаются и высокой частотностью. Производные с этим формантом входят в число наиболее употребительных диминутивных существительных. Так, в исследуемых северо-западных говорах их удельный вес составил: в псковском говоре – 3 %, в новгородском – 6,2 %, в западных вологодских говорах – около 8 % от общего числа диминутивов в говоре.

Иная картина в восточном регионе Вологодской области. Словообразовательная активность суффикса –ушк- здесь значительно ниже. О слабой его продуктивности свидетельствует очень ограниченный круг диминутивов, встретившихся в речи диалектоносителей, и закрепленность многих из них в особых синтаксических конструкциях с ярко выраженным экспрессивным значением: ой, народушку! Все как на блюде!; ой, работушки тогда было!; на могилки ходили. Ой, ревушку! Частотность использования существительных с суффиксом –ушк- в восточном вологодском говоре тоже невелика – 2,5 %.

Низкая продуктивность модели с –ушк- наблюдается и в южнорусских диалектах. В изучаемых говорах была зафиксирована относительно небольшая группа слов с данным аффиксом. Это наименования конкретных предметов, (деревушка, крылушко, ведрушка, озерушко, капелюшка и др.) и лично-одушевленные существительные (коровушка, вдовушка). Причем более продуктивен суффикс –ушк- при производстве конкретных имен.

Обращает на себя внимание функционирование диминутивов с –ушк- в этих говорах: при низкой продуктивности модели с данным аффиксом частотность употребления производных высока – 6 % от общего числа диминутивов. Как показал анализ нашего материала, в речи носителей южнорусских говоров высокая активность диминутивов с –ушк- обусловлена частым употреблением одних и тех же лексем, и в частности, слов коровушка, хлебушек. Последнее существительное особенно употребительно. Интересно, что подобная картина наблюдается и в изучаемых саратовских говорах.

Хотелось бы заметить, что высокая частотность данных существительных в речи диалектоносителей не случайна. В этом находит свое отражение «ценностное отношение» крестьянина к жизненно важным для него предметам и явлениям окружающего мира. Домашние животные, хлеб, природа – вот те объекты, которые всегда оцениваются в высшей степени положительно и при именовании которых носители диалекта, как правило, используют диминутивные существительные. Например: раз-раз хватишься, а хлебушка-то и нет. А больше и есть нечего (орл.); режьте хлебушек, сейчас нож принесу (ряз.); а хлебушка получали мало, вот в сумку положу и домой бегу (сар.); скотинушка-то с поля приходит, овечки, тогда ж еще индивидуальные табуны были (сар.); вот они как живут, и хлебушек нелегко дается (сар.); в нашей деревне всего три коровушки (вологод.). Данная речевая особенность очень устойчива. По нашим наблюдениям, в речи сегодняшних носителей диалекта, более грамотных в сравнении с предшествующими поколениями и «живущих в условиях совершающегося разрушения коммуникативной обособленности носителей диалекта», она прочно удерживается [Гольдин, 2000: 227].

Как видим, в современных говорах русского языка отчетливо прослеживаются региональные различия в словообразовательной активности форманта –ушк- и в частотности употребления производных с этим суффиксом. При этом пропорциональной зависимости между продуктивностью словообразовательной модели и частотностью созданных на ее основе диминутивов не наблюдается.

Таким образом, диминутивно-оценочное словопроизводство в говорах русского языка имеет свою специфику, которая проявляется, не только в семантике, словообразовательных связях, продуктивности диминутивных суффиксов, но и в функционировании производных существительных, созданных с их помощью. Нам представляется, что диалектная речь как особая страта функциональной парадигмы языка не может быть до конца изучена и безупречно идентифицирована без исследования своеобразия не только словообразовательных процессов, но и функционирования производных слов в местных говорах.

* Работа выполнена при финансовой поддержке Российского фонда фундаментальных исследований (РФФИ), проект № 06-06-80428-а

**Для исследования привлекались говоры разных типов: северного наречия (новгородский, вологодские: западные и восточный), южного наречия (рязанский, орловский), среднерусский говор (псковский).

***При работе над статьей были использованы следующие словари: Архангельский областной словарь. Вып. 1-5. М., 1980 – 1987 (АОС); Псковский областной словарь с историческими данными. Вып. 1-7. Л., 1967 - 1987 (ПОС); Словарь современного русского народного говора (д. Деулино Рязанской обл.). М., 1969 (ДС); Полный словарь сибирского говора. Вып. 1-4. Томск, 1992 - 1995 (ТС); Словарь говоров Соликамского р-на Пермской области. Пермь, 1973 (Солик.); Словарь русских донских говоров. Вып. 1-3. Ростов н/Д., 1975 – 1976 (СДг); Словарь вологодских говоров. Вып. 1-12. Вологда, 1983 – 2007.

Литература

Баранникова Л.И. К проблеме классификации говоров территории позднего заселения // Говоры территорий позднего заселения. Саратов, вып. 1, 1977.

Беляева О.П. Суффиксы субъективной оценки в говорах Пермской области // Уч. зап. Перм. пед. ин-та, вып. 25, 1960.

Благовещенский В.И. Некоторые обычаи, поверья, песни и образцы народной речи Тульской губернии // РФВ, т.4, 1980.

Блинова О.И. Введение в современную региональную лексикологию: Материалы для спецкурса. Томск, 1975.

Гольдин В.Е. Диалектолог и носитель диалекта: ситуации неполного совпадения информационных баз коммуникантов // Актуальные проблемы русистики. Томск, 2000.

Новикова Л.А. Диминутивы с суффиксом –ушк в говоре дер. Космаково Тюменской области // Науч. тр. Тюменского ун-та, сб.39, 1976.

Пантелеева В.М. О семантическом соотношении слов размерно-оценочного значения в пределах словообразовательных рядов // Вопросы словообразования в индоевропейских языках. Томск, вып.3, 1979.

Романовская Г.А. Уменьшительно-оценочные существительные в одном говоре Тотемского района Вологодской области // Уч. зап. Моск. гос. пед. ин-та им. Ленина, № 403, 1970.

Свешникова Н.В. Диминутивы и контекст. На материале русских народных говоров // Филология. Саратов, 1996.

Хаджаева Л.В. О некоторых особенностях диалектного образования уменьшительно-оценочных существительных (на материале образований архангельских говоров) // Актуальные проблемы русского словообразования. Ташкент, 1978.