Речевая репрезентация оппозиции «свой» – «чужой» в аспекте религиозных различий (на материале текстового корпуса с. Белогорное Вольского района Саратовской области) *.

Крючкова О.Ю.

Население с Белогорное (бывш. Самодуровка) формировалось начиная с середины XVII в. из староверов, скрывшихся там от преследований приверженцев никонианской реформы, и из другого беглого люда, по разным причинам прибывавшего в Поволжье в поисках лучшей доли [см.: 2; 3; 4]. В результате жителями Самодуровки стали люди, придерживающиеся различных толков православия – старообрядцы и последователи официальной церкви («церковные»). Эти религиозные общины до сих пор существуют в с. Белогорное.

Специфика сложившейся в селе социокультурной ситуации обусловила особую актуальность религиозной тематики в культурной и речевой традиции данного социума, активное обсуждение и оценку межконфессиональных различий. Важнейшая для традиционного народного сознания оппозиция «свой» – «чужой», имеющая в целом многообразные частные реализации [с., напр.: 5; 6], получает в с. Белогорное также и религиозное содержание. Иноверие и носители другой религиозной традиции оцениваются, как правило, в рамках категории чуждости, в качестве явления аномального, выходящего за границы нормы. Своя вера и единоверцы получают положительную оценку. Религиозные представления, соответствующие категории «свой», рассматриваются как проявления нормы.

Дифференциация жителей с. Белогорное по конфессиональному признаку выражается в использовании представителями обеих религиозных общин специальных номинаций для иноверцев. Приверженцы официального («церковного») православия, именующие себя «мирскими», старообрядцев называют «кулугурами», вкладывая в это наименование отрицательную коннотацию. Члены старообрядческой общины используют в отношении представителей официального православия также негативно окрашенные номинации «церковные», «церковники», «еретики», образующие в речи староверов синонимический ряд.

Каждой из конфессиональных групп иноверцы оцениваются обычно отрицательно, характеризуются как люди неправедные, неразумные, греховные, недостойного поведения, не постигшие истинной веры и потому нарушающие божественные заповеди. Своя вера признается единственно верной, и переход в другую конфессию расценивается как грех, за который придется отвечать перед богом. Ср. высказывания старообрядцев о «церковных» (а) и высказывания «церковных» о старообрядцах (б):

(а) церковна вера это не вера; [о совершаемом в церкви обряде крещения] и он [поп] к примеру крестить/ побрызжет их/ да ложки посуёт маленькие/ всё// а ложку-ту он суёт ведь/ каждому/ одно и то же// и вот те пожалуйста и зараза; у них [у «церковных»] крещенье какое? еретическо// а у нас християнско <…> а он? [поп в церкви] миропомазание…/ то брызжет/ то ложки каке-то суёт// разве это закон? разве это божье писание? там этого совсем и нет// <…> если только вы приняли крещение/ святое/ оно святое называется/ то вы после этого крещения называетесь християне/ а оне после свово этого причастия/ <…> называются еретиками// а с еретиком/ <…> не пить/ и не есть/ и не вкупе богу молиться/ <…> и ласково слово глаголить нельзя; [попы в церкви] Евангелие с пятое на десятое читают/ семнадцать акафистов то же самое/ кто стих/ споёт/ кто и нет/ и отпевает один/ или двое/ трое/ и всё// а у нас как положено; [об односельчанке, перешедшей в «церковную» веру] бог с ней/ она во грехе/ она и в ответе.
(б) монашки? оне…/ к нам никуды не принадлежат/ у них другой язык// они по-русски не разговаривают// <…> они ходят кресты не носят/ они не понимают/ <…> что за бог/ вот// вот вчера эт тут девчонка-то у них/ дочь <…> старые бессовестные! меня/ кричала-орала; они [монашки] вообще/ биссурмане/ ну/ биссурманы/ ну// это самое последнее/ монашки/ <…> их/ вон оне умрут/ их на меже хоронят/ как татар вон// <…> они вот не понимают/ что праздники/ что/ ага/ <…> первый Спас/ второй Спас/ вот двадцать восьмого Успенье <…> они вообще не понимают/ что Троица придёт/ что Рождество придёт/ им власть безвластна; вот мы православные/ мы всё дозволяем// мы дадим и пить/ и покормим/ и чего кто попросит всё даем// а у кулугур/ у них Z** особо / чашку они воды не дадут Z; вот/ мы/ молимся/ слава тебе господи/ тебе/ а у них тэбэ// тэ-бэ// <…> у нас/ эти вот читать по-божественному/ у нас по-русски есть// всё там по-русски эти книжки// а у них/ там как немецкие/ эти/ буквы/ в книжке/ в книжках// <…> у нас у мирских вот/ вот как/ складно/ а у них <…> …аж стук этот/ по мослам; они кологуры/ они-то не идут в церковь// они вообще пренебрегают// <…> господь не воскресит их/ кто тела Христова не принимает/ вот когда причащаетесь <…> а у них этого нету// у них… начало они кладут// да ну/ бог над ними.

Как видно из приведенных примеров, в высказываниях об иноверцах обычны отрицательные и сопоставительные конструкции с лексическим противопоставлением «у них» – «у нас», «мы» – «они», риторические вопросы, эмоционально выражающие отрицание. «Своё» описывается такими положительно окрашенными лексическими единицами, как христианский, християне, православные, святой, как положено, складно; «чужое» характеризуется посредством лексики с явно выраженной отрицательной оценочностью (зараза, еретический, еретики, во грехе, биссурмане, кричала-орала, аж стук по мослам), вплоть до использования бранных слов.

О значимости религиозного компонента в содержании гипероппозиции «свой» – «чужой» свидетельствует также то, что отрицательной оценки удостаиваются и единоверцы, имеющие какое-либо частное отличие в религиозных канонах. Ср., например, оценку обычая, принятого у староверов-безбрачников, со стороны старовера-брачника: мы не монашки/ <…> вот оне эти вот/ монашки-ти/ <…> оне… тоже беспоповцы/ но… у них брак/ и считается за грех/ оне называются безбрачные// оне вот доживают/ до шестьдесят лет/ женщина/ если с мужчиной живёт/ <…> она сносит кануны/ и говорит/ вот/ Ваня там или Вася/ всё/ я больше прекращаю с тобой жизню жить/ <…> я иду в моленну/ монашка/ а ты как хочешь/ вот такая у них ерунда// а мы брачники называемся/ <…> у нас и венчание/ у нас и бракосочетание знашь вот по требнику <…> всё/ как по закону.

Оценивая иноверцев с использованием средств категории чуждости, сельские жители отмечают вместе с тем сглаживание остроты конфессиональных различий, имевших большее значение в прошлом:

– Они же [старообрядцы], говорят, более замкнуто живут? – Это раньше было// вот я вышла вот сюда/ это 50 лет назад// здесь вот дом рядом стоял/ соседи хорошие были/ муж с женой/ сын/ дочь у них// приучали их// вот я приду/ я православная/ тетя Полина/ я испить хочу/ коли не хочу/ а все спрошу// гляжу/ берет ковшик/ наливает в кружку в другую и дает мне пить// – Свою посуду не давали? – Нет// а сейчас все смешались/ господи// самые-то/ самые вымирают// а потом которые…/ вот одна жила девяноста лет/ тетя Маня Осокина// прошлый год умерла вот только// <…> и пили у ней/ что она пьет…/ а главная молельщица была// не то что вот нальет в другу посуду// раньше это больно было/ да// я захватила еще это// да;
раньше… при старом времени как/ суды-то началось Самодуровка/ она ведь четыреста лет существует/ как эти/ климовцы прибежали сюды/ с этой верой-то/ и у нас тут <…> таким церковникам оне/ и прохожим/ не давали [воды напиться]/ только уж/ если отдельно держали посуду/ вот как строго вели/ ну оно и по писанию так должно быть/ а сейчас/ <…> смешавшися языци/ и навлекоша все дела дияволские;
а эти/ а кологуры/ они/ ну/ много их с такеми/ с церковными сошлись// ну/ и которые в церковны крестят/ а которые… ну/ много у нас// ну/ бог над ними// чё ж сделаешь?// вот так;
[на Пасху] даже кулугуры приходят [в церковь]/ ставят свечки.

Отмечаются жителями села и объединяющие обе религиозные общины черты религиозной обрядовости:

ну/ молятся/ конечно/ когда покойника приносют/ <…> ну там/ поют/ Святый боже/ там/ ещё какие молитвы/ и зарывать/ вечная память/ вечная память/ вечная память// и зарывают// ну а как же/ это не только у нас/ это и у церковных всё эдак полагается// всё поют.

Несмотря на резко отрицательную оценку иноверия и иноверцев, ситуации, в которых конфессиональные различия оказывают влияние на взаимоотношения людей, оцениваются чаще как ненормальные, неестественные:

Раньше вот я/ например/ росла в девчонках/ дружила с кулугуром// мать его распинала// нас две сестры двоюродных там на нашей улице/ и она с кулугурином// а были святки/ ходили за пирогами к женихам-то/ к ухажерам// для нас уже не только что пирогов ихи матери/ рядом-то чтобы были/ больше не велели-то ходить-то// да не дай бог женятся/ уж о-о-о! Батюшки! Ну и вот так// в армию проводили/ так и расстались насовсем/ вота/ да// из-за веры/ вот/ из-за веры/ не надо вот православных.

Ср. также рассказ о том, как старообрядцы не разрешили женщине церковной веры попрощаться с умершей соседкой-старообрядкой, с которой они долгие годы жили в мире, помогая друг другу:

и вот её не прощала/ не целовала ни в лоб/ никуда/ нельзя// да дайте я хоть что -ль чай в последний путь её/ ну я всю жизню рядом с ней жила/ а она меня выручала/ я её и кормила и ухаживала за ней всё/ ни в какую не дали/ ни в какую/ нельзя и всё не положено// вот какие люди. Отметим, что этот эпизод рассказан информантом, дающим категорически отрицательную (вплоть до использования нецензурной лексики) оценку иноверцам (примеры см. выше).

Противоречивая оценка взаимоотношений между людьми различной конфессиональной принадлежности в рассказах самих представителей этих религиозных общин склоняет нас к предположению, что роль религиозных различий находится в значительной степени в области декларативного (выученного) знания («как должно быть»-знания), в практическом же (прагматическом) сознании (в осознании того, что есть в реальной жизни и пригодно для повседневности) преобладает представление о кооперации, единстве социума (показательно, что в селе нередки браки между представителями различных религиозных групп при высказываемых на эту тему запретах и предостережениях) [см.: 1]. Некоторая раздельность религиозного и практического сознания, находит, например, выражение в речевых фрагментах, вербализующих эту противопоставленность в виде перехода от констатации «реального», бытового к констатации «декларативного», религиозного (а) и наоборот (б):

(а) чай вот и вышла за кулугура// девчонкой-то ходилась/ <…> кстят/ мирских-то// вот у нас одна/ эта/ кстилась/ в роднике/ в холодном там вон/ на Конце// я мол не положено/ потому что кщение/ крещение/ одно/ единое крещение/ а у них… вот им/ фику! кситься я дам// я и ребёнка не дала своего/ ксить.
(б) – А как вы относитесь к этим людям, которые перешли [в церковную веру]? – Как к церковникам// к еретикам// оне вот ходят к еретикам// а с еретиками… ни пить ни есть ни вкупе богу молиться// ну/ правды/ сейчас уж/ смешались мы/ все.

Таким образом, анализ текстового корпуса с. Белогорное Вольского района Саратовской области свидетельствует о значимости для жителей села религиозного осмысления оппозиции «свой» – «чужой». Дифференциация «своего» и «чужого» по линии религиозных различий эмоционально репрезентирована в речи носителей сельской традиционной культуры, но значительно слабее реализуется в их поведении и межличностном общении, что позволяет сделать вывод об относительной самостоятельности культурной традиции и бытовой повседневности.

* Работа выполнена при финансовой поддержке Российского фонда фундаментальных исследований (РФФИ), проект № 06-06-80428-а

** Знаком Z обозначены нецензурные слова.

Литература

1. Балаян Э.В. Межконфессиональные отношения в с. Белогорном Вольского района Саратовской области по рассказам местных жителей // Народы Саратовского Поволжья: этнология, этнография, духовная и материальная культура: Материалы межрегиональной научно-практической конференции. Труды Саратовского областного музея краеведения. Саратов: СОМК. 2006. № 10.

2. Быстров С.И. Поморское согласие в Саратовском крае. Саратов, 1923.

3. Бибикова М.Ю. Старообрядчество г. Вольска и Вольского уезда XVII – XIX веков // Саратовское Поволжье в панораме веков. Саратов, 2000.

4. История с. Самодуровки по воспоминаниям Е.И. Круглова. Дооктябрьский период (апрель 1963 г.). Материал из фонда Вольского краеведческого музея. Ф 4, Д 233.

5. Толстой Н.И. Язык и народная культура. Очерки по славянской мифологии и этнолингвистике. М., 1999.

6. Цивьян Т.В. Лингвистические основы балканской модели мира. М., 1990.