Текст и знание в диалектной коммуникации *.

В.Е. Гольдин, О.Ю. Крючкова

В последние десятилетия заметно усилился интерес диалектологов к традиционному сельскому общению на диалекте, к коммуникативным функциям диалектной речи, к типичным для нее речевым актам и жанрам, к воплощаемой в ней своеобразной картине мира, к текстовой организации диалектной речи в целом. Утвердилось осознание типологической близости диалектной, просторечной и устной литературно-разговорной речи (ср. диалогичность, ситуативность, ассоциативное развертывание повествования, свободную автокоррекцию и др. общие типологические признаки этих типов речи), а также понимание того, что выделяемые исследователями свойства «разговорности» присущи в наибольшей степени именно традиционному общению на диалекте.

Поиск общих закономерностей повествования на диалекте привел к обнаружению действующего в нем принципа совмещения ситуации-темы с ситуацией текущего общения [Гольдин 1995]. Вместе с тем выяснилось, что значительная часть проявлений данного принципа в диалектных текстах может получить и другую интерпретацию: она может быть понята как следствие общего принципа изобразительности диалектного повествования [Гольдин 2000]. К фактам этого рода относятся, в частности, широкое использование звукоподражания, обычное стремление диалектоносителей передавать в звучании коммуникативную тональность и даже тембральные характеристики цитируемой ими своей или чужой речи, неупотребительность форм косвенной речи (сохранение исходной формы речи), иконические повторы, отражающие повторяемость действий или другие их количественные характеристики (длительность, интенсивность), постоянное сопровождение речи изобразительными жестами, позами, мимикой. Принцип изобразительности диалектного повествования, возможно, точнее было бы называть принципом иконичности, так как изобразительность обнаруживается в разных типах речи, но достигается в них неодинаковыми способами: в одних случаях – на основе содержания речи, в других – через ее форму, в третьих – соединением того и другого. Изобразительность же диалектного повествования заключается прежде всего в уподоблении формы речи форме денотатов, то есть является иконичной в прямом смысле слова.

Как справедливо пишет В.Г. Гак, «лингвистика преследует двоякую задачу: описание явлений, фактов языка и постижение сущности этих явлений, то есть определение их значимости, их положения в системе языка, их природы и закономерностей их функционирования. Изучая разные формы проявления языковых фактов, наука стремится вскрыть их сущность, их внутреннее содержание. Но путь от «видимых» явлений к «невидимой» сущности непрост: исследователи сталкиваются здесь с рядом факторов, которые осложняют поиски научного решения, делают данное научное осмысление не единственно возможным» (Гак 1998, 16). В нашем случае таким осложняющим фактором является, по-видимому, реальное сосуществование и одновременное действие в коммуникации на диалекте нескольких принципов построения речи. Чрезвычайная близость и взаимоналожение проявлений принципа совмещения ситуации-темы с ситуацией текущего общения и принципа изобразительности речи наводят на мысль о том, что за ними может стоять какая-то другая, еще более общая закономерность, которую со временем, вероятно, удастся установить. Прийти к ней можно через «плюрализм интерпретаций», путем рассмотрения одних и тех же явлений с различных точек зрения, и в настоящей статье делается попытка посмотреть на строение диалектных текстов еще с одной стороны – со стороны некоторых особенностей представления в них обыденного знания.

Следует заметить, что для решения поставленной задачи пригодны не любые научные источники. Наиболее ценными из них являются, на наш взгляд, корпусы диалектной речи, отражающие коммуникацию на диалекте в том или ином конкретном населенном пункте и сохраняющие в машиннообрабатываемой форме значительные массивы связной речи. Использование материалов таких корпусов дает возможность не ограничиваться отдельными примерами, а переходить к выявлению общих принципов, тенденций, действующих в диалектной коммуникации. Рассматриваемый ниже диалектный материал в основном извлечен из создаваемого в Саратовском государственном университете (СГУ) текстового корпуса говора с. Белогорное (бывш. Самодуровка) Вольского района Саратовской области. Корпус включает расшифровки магнитофонных записей, сделанных в Белогорном во 2-ой пол. ХХ – начале XXI века С.Е. Никитиной (Институт языкознания РАН), Т.Н. Медведевой (СГУ) и другими исследователями. Расшифровки имеют «полуорфографический» характер, что не мешает их использованию в заявленных целях.

В когнитивных науках различают процедурное и декларативное знание. Процедурное знание, как определяется в [Баранов и др. 2001, 287], – это «знание, представленное в виде последовательностей процедур, операций или команд». Оно «противопоставлено декларативному знанию как сумме утверждений о мире». Между сущностно процедурными и декларативными знаниями, с одной стороны, и процедурной и декларативной формой речевого выражения знаний, с другой стороны, имеется соответствие, хотя весьма неполное. Различие между этими типами знания (а также между соответствующими формами их представления в речи) хорошо демонстрируют областные словари, содержащие достаточно богатый иллюстративный материал высказываний на диалекте. Так, к слову «повойник» в детально разработанном томскими диалектологами «Вершининском словаре» дается декларативное по форме толкование «Женский головной убор в виде повязки, надеваемой под платок» (делается утверждение о значении слова в мире диалектной речи) и процедурное представление знания о повойнике в приводимой словарем иллюстрации: «Повойник, когда заплетут, косы вот так наладят, его надевают вниз под фальшонку, чтобы не на волосья фальшонка-то была» (в высказывании диалектоносителя указана последовательность действий, включающих операцию с повойником (Вершининский 2001). Слово «озимок» в том же словаре сопровождается декларативной по форме дефиницией «Поздний снег весной» и развернутой процедурной по своему характеру иллюстрацией последовательности природных событий и связанных с ними ментальных состояний, приводящих к возникновению типичной ситуации употребления слова «озимок»: «Ну вот весной вроде всё растаяло, уже и земля гола, и уже больше не будет [снега], а он ах, да и выпал – вот тебе и озимок» (Вершининский 2001).

В диалектной речи выражаются как декларативные, так и процедурные знания, что связано с различием тем, предметов и функций высказываний (на материале метаязыковых суждений функционально-тематическая обусловленность характера содержания диалектной речи убедительно показана А.Н. Ростовой [Ростова 2000]). Однако в тех коммуникативных ситуациях, когда в общении на литературном языке ожидалось бы сообщение декларативного характера о том, что представляют собой то или иное явление, тот или иной предмет, носители традиционной культуры общения на диалекте нередко выражают знание процедурное. См., например, следующее объяснение Е.А. Воеводиной (с. Мегра Вытегорского р-на Вологодской обл.), в чем раньше стирали (избирается не родо-видовое определение, а рассказ о том, как деревянные корыта изготовлялись):

(1) деревянны были эты такии/ таки… ну вот по-старому так на(зывались) корыта/ вот просто/ таку этот/ как уго/ кто как спицылист дак этого/ срубят вот деревину осину и/ выкокша/ кругом/ выскоблят там его вы... кругом выкохтя/ нас... наскобля этым/ там/ скобли были дак/ и в этъм стерали/

Повторяемость фактов такого рода позволяет предположить существование в общении на диалекте некоторой приоритетности (возможно, – не в любой из когнитивных сфер) процедурного знания или по крайней мере – обусловленного им эмпирико-событийного содержания речи по отношению к содержанию обобщенно-логическому. При этом речь идет не о логико-синтаксических формах высказываний на диалекте (их подробный анализ см. в [Демешкина 2000]), а именно о характере знания, о том, какие стороны мира оказываются для носителей традиционной сельской культуры коммуникации более актуальными. Так как на материале диалектной речи, отличающейся высшей степенью проявления «разговорности», строгое разграничение декларативных и процедурных составляющих знания во многих случаях затруднено, то ниже мы говорим о приоритетности именно эмпирико-событийного содержания диалектной коммуникации перед обобщенно-логическим, имея в виду то, что основным содержанием текстов в коммуникации на диалекте обычно выступает событийный ряд. А поскольку событие – это смена одной ситуации другой, то представление о конкретном событии неотделимо от представления о ситуации, и в речи диалектоносителей бытовое знание о ситуациях и событиях обычно выражаются вместе.

Приоритетность эмпирико-событийного знания ярко проявляется в часто наблюдаемых расхождениях между содержанием вопросов диалектолога и ответов носителей диалекта. И тогда, когда вопросы имеют общий характер и требуют лишь подтверждения или отрицания уже содержащейся в них информации, и в случаях, когда запрашивается конкретная информация об одном из компонентов ситуации, ответы носителей диалекта обычно выходят за рамки задаваемого вопросом содержания или вообще "уходят" от него; в них, как правило, подробнее, чем это предполагается вопросом, сообщается о событиях и ситуациях, в большей или меньшей мере (с точки зрения отвечающего) связанных с задаваемым вопросом. См., например, следующий диалог:

(2) – А Вы здесь родились, в этой деревне?
– да // всю жизнь живём // вот кто и спросит / как это вы тут терпите? // а куды же деваться / дочка / так и терпим //
– А дети ваши, внуки — здесь живут или нет?
– нет / в Вольскем // одна в Калининске / двое в Вольске / а один / вот / со мной / четверо // два сына / два дочери у меня / пятого бог не дал // (с. Белогорное);

(3) – А где же вот вы сейчас собираетесь молиться? Церковь-то ещё не действует?
– вот первого сентября / говорит //
– Ну, а до этого где же вы собирались?
– и щас // вот вы / жаль / вас вот этой / не было / у нас администратор вот и то приходил на Второй Спас / девятнадцатого вот / девятнадцатое было / Первый Спас был четырнадцатого / а Второй Спас / девятнадцатого // яблоками вот мы разговлялись / вот подавали яблоки / на обмен друг дружке / ты мне / я тебе / вот / друг по дружке // родительское вот придёт / тоже мы так вот на родительское // не магазинное мы купим / а купим… сами испекём / по родителев / понимаешь подаём/ по родителев // своё домашнее надо всё / подавать // вот и ты / если у тебя есть мать / ещ живая // живая? бабушки может нет ай дедушки? (с. Белогорное).

Наблюдения показывают, что причиной такого построения ответов является не осознанное стремление уклониться от темы или сменить ее, а приоритетность эмпирико-событийного бытового знания о затрагиваемых сторонах жизни и соответствующая ему структура текстов в традиционной народной речевой культуре. Е.В. Иванцова на основе многолетних наблюдений за речью В.П. Вершининой, жительницы села Вершинино Томского района Томской области, специально отмечает развернутость и конкретность ее повествования: «Повествование изобилует подробностями: именами конкретных лиц, передачей их высказываний, указанием на время и место действия, количественными характеристиками предметов, действий, явлений и т.п.» [Иванцова 2002, 182]. Скорее всего, это не редкая индивидуальная особенность данного человека, а проявление актуальности эмпирико-событийного знания, общий признак традиционной сельской речевой культуры.

Спецификой соотношения обобщенно-логического и эмпирико-событийного знания в коммуникации на диалекте определяется и своеобразие метатекстовых высказываний, носящих в большинстве случаев не дефиниционный, а описательно-повествовательный характер:

(4) – ну / ныне / сегодня можно заедину //
– Это что такое?
– ну / вот там щи мясные сварить / щи мясные / можно рюмочку выпить / вот // ну вот Рождество / это вот разговение / полтора месяца / значит / он принадлежит пост / две недели первых и последние две / как весной к Великому посту // Пасха вот придёт / например / а вот пост-то здесь это / это вот строгий пост // остальные вот все дни ешьте / среду пятницу не ешьте / хоть в пост / вот хоть в Петровки вота / хоть вот сейчас вота / среду пятницу никогда // я вот никогда / дочка / не ем / никогда вот // пост не пост / среду пятницу не ем / разгрузочный день / знаешь как легко / можно поесть картошечки / вот отварил / если есть / ну с солёненьким огуречком али с помидоркой / ну зимой / капусту // (с. Белогорное).

Объяснение эксплицирует ситуации и сценарии, связанные с толкуемыми словами, с разъясняемыми понятиями; соответственно этому типичной тактикой метатекстовой деятельности является, как и в представленном выше объяснении, приведение примеров. См. также:

(5) – бог один/ вот дочка/ а сорок вер// то есть верховые/ то нижние/ то монашки//
– А что это такое?
– Монашки? Оне/ не… к нам никуды не принадлежат/ у них другой язык // они по-русски не разговаривают// вот у нас/ тут вот/ вон в маленьком домике// вот// (с. Белогорное);

(6)– …монашки/ оне не принадлежат/ их/ вон оне умрут/ их на меже хоронят/ как татар вон… они вот не понимают что праздники/ что/ ага/ первый вот/ к примеру вот я говорю/ первый Спас/ второй Спас/ вот двадцать восьмого Успенье/ сейчас вот пост… а эти / они вообще не понимают / что Троица придёт / что Рождество придёт / им власть безвластна // (с. Белогорное).

Показательно, что оба раза (отметим, что приведенные выше фрагменты диалога расположены дистантно, на значительном расстоянии один от другого в потоке речи) попытка дать обобщенное объяснение (Оне/ не… к нам никуды не принадлежат; оне не принадлежат), построить дефиницию определяемого понятия оказывается нереализованной.

Эмпирико-событийный характер познавательной деятельности определяет жанровую специфику диалектного общения, в котором предпочтение отдается "фабульным" жанрам. Словесные произведения на диалекте – это прежде всего рассказы о событиях в прошлом и настоящем (реальных и мифических), повествования о традиционных обрядах и ритуалах, описания поступков и поведенческих реакций, а также рекомендации, представляющие собой своеобразные сценарии, алгоритмы вербального и невербального поведения. Ср. типичные в этом отношении следующие текстовые фрагменты:

(7) Дома помер. Как выписали его, два-то… приступа было в больнице, но один-то приступ уж давненько с нём был. Тут вот второй приступ с нём, его опять в больницу. Но он там… всё, вроде как нормально − выписывут. И он вышел, две недели проработал. Да. Ну вот чё получилось − не знай. Не знай, понервничал, не знай, може, тяжело нёс: купил арбуз на двёнадцать килограмм. А ему нельзя ведь для сердца-то эдаку тягу-ту нёсти. Ну, принёс домой, и жёна приходит с работы, он и говорит: «Тоня, я арбуз купил, да большу-ушай». «Ты как его допёр?» «А чай автобус довёз». «А с остановки-ти?», знашь, надо до квартиры-ти идти. «Ну, тут недалёко». Ну, недалёко и недалёко. Вечером-то кино поглядели, поужинали, кино поглядели и лёгли. И вот ночью-то. Я, говорит, к стенке за него. Вот он ночью-то, говорит, всё меня этак вот, трёт его, с ём уж приступ-то, знашь, он видимо… как бы сказать… ну, чёго, практика что ль это у него была, чёго ли. Вот и трёт и трёт эдак вот сердце-то. Да всё её локтем-то, локтем-то. Она: «Да ты чё, что ты мне не даёшь спать-то?» «Тось, со мной плохо». «Чёго?» «У меня с сердцем плохо. Я вот всё потру, как приступ-то будет, я потру вот так вот − проходит, а это никак не проходит». «Надо скору вызывать». «Да не надо, погоди». «Да как это погоди, ведь скору надо вызывать». Она, значит, прыг через него и скоре к телефону, скору вызвала, скора приехала, дали уколы, а уж он… Давайте я Вам ешо это, давление смерю. Ну, стала давление мерить, а у него уж и ногти посинели, на руках-то, и на ногах-то посинели (с. Белогорное);

(8) – ты младшая // вот // вот мать не бросай // если / гляди какой тебе по мысли/ муж/ да? и оне… это муж/ если будет муж/ по мысли/ но мать/ не бросай// одну не оставляй мать// вот// лучше ты/ беги к матери/ а он от тебя никуда не уйдёт// если у нёго нету/ тут маненько чёго не хватает или крыши над головой нет/ квартиры у него/ но он тебе по мысли/ по мысли/ вы друг дружку любите/ то бери/ и иди к матери// поняла? вот // (с. Белогорное);

(9) – у меня у сына выходила вот старша дочь / вот / и я там участвовал / они как сидели этак вот молодые-ти / я им говорю / выходите / вот / круг делайте / вот так вота / не так вота / а вот так вота / заходите / и круг / кругом обойдите / образа у них вот это место стояли / остановитесь над образами и будете класть три поклона / и прощаться / и уходите // (с. Белогорное);

(10) – я им говорю / вы уж не креститесь / это ведь если там не истово крестишьси / то токо насмешку богу даёшь // понятно? это в самом деле так // вот // надо креститься истово // крест надо складывать как положено / не так… не… не этой… не щепоть / она щепоть называется / у попов-то // оне щепотью / и считают это троица – какая это троица? троица – вот // вот троица // святой отец / святой дух… сын / святой дух // вот и троица // вот / а оне – нет // (c. Белогорное).

"Фабульность" диалектной речевой коммуникации, обусловленная спецификой познавательной деятельности носителей традиционной народной культуры, коррелирует с такими особенностями организации диалектного текста, как его изобразительность, совмещение ситуации-темы с ситуацией текущего общения, как высокий удельный вес в нем чужой речи, под которой понимается "речь, не принадлежащая говорящему, а лишь воспроизведенная (пересказанная) им, а также речь самого говорящего, если она сопровождается комментарием, характеризующим говорящего как участника диалога" [РГ-80, 485]. Частое использование плана чужой речи в диалектном тексте [1] также способствует максимальному сближению описываемой говорящим ситуации с моментом общения. Показательным в этом плане является оформление самоцитаций и речи других участников общения. Точное, "фотографическое" изображение ситуации, не совпадающей с моментом общения, определяет, с одной стороны, нагнетание метасигналов, маркирующих речь говорящего, а, с другой стороны, - частый пропуск каких-либо сегментных средств, маркирующих речь других участников речевого общения. См., например, с этой точки зрения фрагменты (7) и (24).

В культуре сельского общения на диалекте значительная часть бытового знания закрепляется в форме прототипических ситуаций с их участниками, действиями, объектами, результатами, обстоятельствами. Материалы диалектного корпуса текстов из Белогорного подтверждают правильность предположения о том, что почти обязательным компонентом описания диалектоносителями прототипических ситуаций являются их указания на речевые действия и воспроизведение таких действий в форме прямой речи. Это касается не только богатого репертуара ситуаций обрядового характера (свадьбы, похороны, гулянья и под.), но – что особенно показательно – и ситуаций бытового характера. Ср., например, в этом плане следующие описания части свадебного обряда (11), примирения бойцов после традиционных уличных кулачных боев (12) и рассказы о развлечениях сельской молодежи (13), (14):

(11) ну / приходят / девчонки залазят на лавки и говорят / «гвозди не лезут в стену // давайте денег» // ну / денег / чего же / так и денег // деньги дадут // долго не дают // ну / и девчонки / «ну и вешать не- будем / гвозди не- лезут» // дадут // вино не пили раньше девчонки // ну / дадут денег / или конфет / и гвозди полезут // набьют на стену гвоздей / над окошками / в углах / навешают этих утиральников / а в утиральники на гвоздь подрушник // (с. Белогорное)

(12) всё// кулачки (кулачный бой между «нижними» и «верхними») кончаюцы// все обнимаюцы / цалуюцы/ прошаюца// чтобы на друг дружку не серчать пошли/ в кабак/… «пошли// пошлите выпьем/ на прошание/ что ты на меня не серчай и я на тебя не серчаю/ что мы дрались»// (с. Белогорное).

(13) как мы росли // у кого были санки / у кого их и не было // у кого отец плотник или немного жили хорошо – купят // а на гору хочется / кататься хочется // «ну / давайте ледянки морозить» // ну как морозить? наберём дерьма коровьего / наложим его на снег / ухлёпаем какую нам ледянку надо / кто круглую / кто продолговатую… (с. Белогорное).

(14) пошли один раз / только этот лёд-то сошёл / и никак не пройдёшь / этот овраг // лёд / встанешь / он трещит / а там глыбко // ну снег-то как напал оттуда / там тина / вода текёт / «давайте катком» // этот / есть в башке / было / дуры // да ещё как наступим / а этот весь сразу / хлыст! туды попадёшь // вот один / пошёл / катком мальчишка // «вот я / а вы за мной» // ну / укатился // «пойдёмте и мы эдак» // а там-то всё ил / все вымазались как чертовки / хм! рыбу / да разве ж она/ холодно / какая рыба / она не вылезет // сами себе на печи спим / а рыбок пошли ловить // а родители–то это не видали / а раз так / «куды вы / дуры / пошли! рыбу ловить!» / снег не сошёл // там снег / лёд // (с. Белогорное).

Специфика знания в традиционной народной культуре влияет на способы выражения пропозиций (объективного содержания объективной действительности) в речевых произведениях на диалекте. К характерным особенностям речевой экспликации пропозитивного содержания в диалектном тексте относятся избыточность его языкового воплощения и взаимоналожение связанных в сознании говорящего пропозиций.

Избыточность текстового выражения пропозиций реализуется в диалектном тексте разнообразными видами языкового расширения [Петрунина 1987]. Типичным для диалектной речи является, например, формальное расчленение единой семантически многокомпонентной предикации. Ср.:

(15) …вон на середину туда прорубь рублю/ и топором/ и киркой/ и всем/ и лопаткой / и ломом// – (здесь многократно ("списочно") эксплицирован семантический компонент орудийности, включенный в содержательную структуру предиката "рубить") (с. Белогорное);

(16) …бог один/ вот дочка/ а сорок вер// то есть верховые/ то нижние/ то монашки// – (опять-таки с помощью "списка" уточнено содержание предиката "сорок вер") (с. Белогорное);

(17) …я ж тебя крестила / и в алтарь носила в церковь в вольскую возила/ – (текстовое расчленение смыслового объема предиката "крестила") (с. Белогорное).

Расширенные предикативные структуры подобного типа по сути дела представляют собой развернутые фреймы предикатов, включенных в состав данной пропозиции. Поэтому изучение таких структур имеет значительную эвристическую ценность, дает возможность воссоздать отдельные фрагменты картины мира носителей традиционной сельской культуры, особенности культурно-речевой рефлексии, проявляющейся в осознании говорящим специфики своего культурно-речевого кода, в гипотезах, которые говорящий строит относительно апперцепционной базы собеседника.

Рефлексия такого рода регулярно обнаруживается в беседах с диалектологами. Нередко после первых вопросов диалектолога, "провоцирующих" метатекстовые высказывания, диалектоноситель, осознавая наличие у своего собеседника иного речевого кода, в ходе дальнейшего общения самостоятельно, без дополнительных запросов деавтоматизирует свою речевую деятельность, выделяя понятия, требующие, по его представлениям, метакомментария. Не случайной в таких речевых фрагментах является речевая избыточность, создаваемая повторами с уточняющей функцией. Ср.:

(18) …она и говорит/ "прими Христа ради"// тебе/ дочка/ "прими Христа ради"// конечно вы нам дочки/ это безобидно// это любой/ что дедушка/ там пятьдесят/ шестьдесят лет/ скажет "дочка"/ не обижайтесь// (с. Белогорное);

(19) …а вот пост-то здесь это/ это вот строгий пост// остальные вот все дни ешьте/ среду пятницу не ешьте/ хоть в пост/ вот хоть в Петровки вота/ хоть вот сейчас вота/ среду пятницу никогда (с. Белогорное);

(20) …у нас администратор вот и то приходил на второй спас/ девятнадцатого вот/ девятнадцатое было/ первый спас был четырнадцатого/ а второй спас/ девятнадцатого// яблоками вот мы разговлялись/ вот подавали яблоки/ на обмен друг дружке/ ты мне/ я тебе/ вот/ друг по дружке//(с. Белогорное).

Подобные не спровоцированные собеседником метаязыковые комментарии представляют значительный интерес при исследовании языкового сознания носителей традиционной речевой культуры. Именно такие автокомментарии показывают, какие элементы культурно-речевого кода осознаются говорящим как "свои", не совпадающие с "чужими" культурными и речевыми знаниями.

Расчленение единой предикации создает также панорамное представление событий. Эту свойственную диалектной речи функцию выполняют двуглагольные предикаты с различными семантическими отношениями между компонентами: усилительным, целевым значениями, значением образа действия. Благодаря использованию двуглагольных предикативных конструкций описываемые действия и состояния получают предельно конкретизированное и вместе с тем объемное представление. Ср.:

(21) …они ходят кресты не носят – (сообщение о том, что старообрядцы не носят православных крестов, включает двуглагольный предикат "ходят не носят") с. Белогорное;

(22) – А как вы отмечаете праздники вот эти – Троицу, Рождество?
– Мы как? … пойдем помолимся/ – (сообщение о совершении молебна в церковные праздники выражено с помощью двуглагольного предиката "пойдем помолимся") с. Белогорное;

(23)…вот вчера эт тут девчонка-то у них [имеются в виду соседи]/ дочь/ Оля/ Оля// о!/ "старые бессовестные!" меня/ кричала орала// – (интенсивность действия выражена двуглагольным предикатом "кричала орала")[2] с. Белогорное.

К характерным чертам организации диалектных текстов следует отнести взаимоналожение пропозиций, связанных между собой в сознании говорящего. Лингвистическими следствиями совмещения пропозиций является нечеткая фразовая сегментация речи, многочисленные самоперебивы, отклонения от заявленной темы разговора, ассоциативно-цепочечное нанизывания информационных блоков. Приведем в качестве примера протяженный текстовый отрезок, инициированный вопросом диалектолога о том, что такое "монашки", упомянутые в рассказе сельской жительницы:

(24) – Монашки? Оне/ не… к нам никуды не принадлежат/ у них другой язык // они по-русски не разговаривают// вот у нас/ тут вот/ вон в маленьком домике// вот//
– И что они делают?
– что делают? они ходят кресты не носят/ они не понимают/ что такое у них власть/ что за бог/ вот// вот вчера эт тут девчонка-то у них / дочь/ Оля/ Оля// о!/ "старые бессовестные!" меня/ кричала орала//
– Почему?
– вот так вот// я говорю/ "ты зачем это?"/ я ей только сказала/ я говорю/ "ты что проходишь"/ как только проходит/ у меня сын сварщиком работал/ трактор-то убирает/ вот/ вот он с ней с января месяца ходит/ а я и говорю/ "а мы мирские/ что ты сынок с ними/ притом с монашками мол связался? "я говорю/ " уж пойдешь в армию"/ ему двадцать лет будет вот девятого января// я говорю/ у-ух девчонков та-ам/ не знай сколько я говорю/ что ты пристал? я говорю/ оне/ видишь/ какая у них/ я говорю/ эта/ вера/ дети у тебя/ я говорю/ ты мирский сам/ ты как глава семьи/ ты у меня самый последний сын"// вот ему всё внушаю// ну// а она слышит всё/ знаешь это/ вот по народу там всё/ она ему знаешь переговаривает// он меня пойдет и валяет/ "а какая разница?"/ "ты крест носишь/ сынок// видишь/ и цепочка у тебя и крест// я ж тебя крестила/ и в алтарь носила в церковь в вольскую возила/ ну/ а ты/ они вообще/ биссурмане / ну / биссурманы /ну // это самое последнее/ монашки/ оне не принадлежат/ их/ вон оне умрут/ их на меже хоронят/ как татар вон// понимаешь? понимаешь?// они вот не понимают что праздники/ что/ ага/ первый вот/ к примеру вот я говорю/ первый Спас/ второй Спас/ вот двадцать восьмого Успенье/ сейчас вот пост/ ну// пост / не умираем же вот / ну всё есть вон в огороде / где помидорку / огуречек вот я утречком покрошила / луковицу покрошила / картошки покрошила / ну сделала вот салат // дыню сорвала спелую / вот позавтракали / ну? можно терпеть? и яблоки сейчас есть / всё есть / ну / постным маслом помазала // вот двадцать восьмое придет разговенье / пожалуйста / свари / мясо свари там если есть кого там зарежь или чего // а эти / они вообще не понимают / что Троица придёт / что Рождество придёт / им власть безвластна //
– А вы как отмечаете праздники вот эти — Троицу, Рождество?
– мы как? вот у нас Пал Иваныч / пойдём / помолимся / он скажет / «ну / ныне / сегодня можно заедину» //}
– Это что такое?
– ну / вот там щи мясные сварить / щи мясные / можно рюмочку выпить / вот // ну вот Рождество / это вот разговение / полтора месяца / значит / он принадлежит пост / две недели первых и последние две / как весной к Великому посту // Пасха вот придёт / например / а вот пост-то здесь это / это вот строгий пост // остальные вот все дни ешьте / среду пятницу не ешьте / хоть в пост / вот хоть в Петровки вота / хоть вот сейчас вота / среду пятницу никогда // я вот никогда / дочка / не ем / никогда вот // пост не пост / среду пятницу не ем / разгрузочный день / знаешь как легко / можно поесть картошечки / вот отварил / если есть / ну с солёненьким огуречком али с помидоркой / ну зимой / капусту // капусту вот рубим / возьми половинку / вот например / во фляге / ты там её пошинкуешь / половинку положь // зимой всё захочется / летом / говорят / раскидуха / а зимой говорят подбируха // правду // летом работаем только на своё на- пузо / на желудок / а зимой / всё // весна придёт / всё // разгрузимся всё // вот //
– А где же вот вы сейчас собираетесь молиться? Церковь-то ещё не действует?
– вот первого сентября / говорит //
– Ну а до этого где же вы собирались?
– и щас // вот вы / жаль / вас вот этой / не было / у нас администратор вот и то приходил на второй спас / девятнадцатого вот / девятнадцатое было / первый спас был четырнадцатого / а второй спас / девятнадцатого // яблоками вот мы разговлялись / вот подавали яблоки / на обмен друг дружке / ты мне / я тебе / вот / друг по дружке // родительское вот придёт / тоже мы так вот на родительское // не магазинное мы купим / а купим… сами испекём / по родителев / понимаешь подаём/ по родителев // своё домашнее надо всё / подавать // вот и ты / если у тебя есть мать / ещ живая // живая? бабушки может нет ай дедушки?
– Нет.
– нету? ну вот // ты иди / чё-нибудь какие-нибудь пряники / или какой пирожок / испекёшь дома / ну готовишь или мамка там готовит / зайди / мимо идёшь / «ах ты / у меня бабушки нет» / зашла в церковь / подошла к церкви / «господи / Иисусе Христе / сын божий / помилуй нас / господи / Иисусе Христе / сын божий / помилуй нас» / три поклона / «спаси меня от- злых и ненавистных // царство небесное моим родителям / бабушке там / дедушке / прадедушке там» // вот // зашла в церковь / поставила свечку / ты этот же пирожок / что ты испекла сама кушала / ты и подай этим родителям / там кто-то возьмёт / всё равно кто-то скушает / вот // поняли? ну вот // а вот они / это вот люди вот эти вот они / они не понимают вот что власть // в России вот уж Советская власть / коммунисты были / а-а / им всё равно // эй! глядишь баню затопили // «да нельзя нынче / баню топить / праздник-то какой» // «да-а / это мыться не грех» говорит и всё / понял?

Основной темой этого текстового фрагмента является оценка старообрядцев-«монашков» как людей неадекватного поведения, не понимающих православных законов и не соблюдающих их. Эта основная для данного речевого отрезка пропозиция выражена целым рядом предикативных конструкций, включающих повторы, в чем проявляется описанная выше избыточность диалектной речи:

Оне/ не… к нам никуды не принадлежат/ у них другой язык // они по-русски не разговаривают//;

они ходят кресты не носят/ они не понимают/ что такое у них власть/ что за бог/ вот//;

они вообще/ биссурмане / ну / биссурманы /ну // это самое последнее/ монашки/ оне не принадлежат/ их/ вон оне умрут/ их на меже хоронят/ как татар вон//;

они вот не понимают что праздники/ что/ ага/ первый вот/ к примеру вот я говорю/ первый Спас/ второй Спас/ вот двадцать восьмого Успенье/ сейчас вот пост/;

а эти/ они вообще не понимают/ что Троица придёт/ что Рождество придёт/ им власть безвластна//;

а вот они/ это вот люди вот эти вот они/ они не понимают вот что власть// в России вот уж Советская власть/ коммунисты были/ а-а/ им всё равно// ой! глядишь баню затопили// "да нельзя нынче/ баню топить/ праздник-то какой"// "да-а/ это мыться не грех" говорит и всё/ понял?

Наряду с многообразным и многократным выражением основной пропозиции, приведенный фрагмент включает множество предикативных конструкций, выражающих другие пропозиции, ассоциативно связанные в сознании говорящего с основной темой повествования, например, сообщения о поведении девочки из старообрядческой общины, о встречах сына с девушкой из старообрядческой семьи, о профессии сына, о возможном питании во время поста и разговенья, о квашении капусты, о ритуальных действиях во время "второго спаса" и "родительской". Такое типичное для диалектного текста построение напоминает полифонию, в которой слушающему важно уловить основную тему.

Подводя итоги анализа, следует подчеркнуть, что по крайней мере некоторые из рассмотренных в статье явлений характерны для непринужденного устного общения в целом; они прослеживаются как в диалектной коммуникации, так и в просторечной, встречаются и в общении литературно-разговорного типа. Но то же самое мы вынуждены отмечать, обсуждая границы действия принципа совмещения ситуации-темы с ситуацией текущего общения и принципа изобразительности речи. Это совершенно естественно и объясняется тем, что основные варианты русской речи в прямом смысле слова примыкают одни к другим и переходят (исторически и типологически) одни в другие в континууме русской речи.

* Работа выполнена при финансовой поддержке Российского фонда фундаментальных исследований (РФФИ), проект № 06-06-80428-а

1. Ср.: Л.Г. Гынгазова отмечает, что в исследованной ею речи носителя сибирского старожильческого говора "на произвольно выбранные 50 с. текста приходится около 90 фрагментов, содержащих чужую речь" [Гынгазова 2000, 231]

2. Интересно заметить, что избыточность в диалектной речи проявляется не только в способах построения текста, но и в способах построения слова: "осложнение морфемного состава слова за счет использования добавочного уточняющего форманта" отмечено диалектологами как "одна из важнейших черт диалектного словообразования" [Владимирская 1988, 59].

Литература

Баранов А.Н., Добровольский Д.О., Михайлов М.Н., Паршин П.Б., Романова О.И. Англо-русский словарь по лингвистике и семиотике. М., 2001.

Владимирская Е.А. Словообразовательная струк¬тура имен существитель¬ных в русском говоре на Украине // Русское языкозна¬ние. Вып. 16. Киев,1988.

Вершининский словарь. Томск, 2001. Т. 4, 5.

Гак В.Г. Языковые преобразования. М., 1998.

Гольдин В.Е. Машиннообрабатываемые корпусы диалектных текстов и проблема типологии русской речи // Русистика сегодня. М., 1995. № 3.

Гольдин В.Е. Изобразительность диалектной речи // Бюллетень фонетического фонда русского языка. № 7. Тексты устной речи. СПб, Бохум, 2000.

Гынгазова Л.Г. Чужая речь в языке диалектной личности // Актуальные проблемы русистики. Томск, 2000.

Демешкина Т.А. Теория диалектного высказывания: аспекты семантики. Томск, 2000.

ИванцоваЕ.В. Феномен диалектной языковой личности. Томск, 2002.

Петрунина С.П. Об избыточности диалектологического текста и характере ее проявления // Русские старожильческие говоры Сибири. Томск, 1987.

Ростова А.Н. Метатекст как форма экспликации метаязыкового сознания (на материале русских говоров Сибири). Томск, 2000.

Русская грамматика. М., 1980.